– Станови-ись! – скомандовал штабс-капитан Кравцов. – Встали, встали в общий строй, братцы! Разобрались в четыре шеренги!

Въезжавшего на противоположный берег полковника уже встретило какое-то подобие строя.

– Вольно! – Он махнул рукой рапортовавшему офицеру. – Почему на тот берег без команды перешли?! А если бы вас горцы там отрезали? А если бы у них большие силы там были?!

– Господин полковник, это был мой приказ. – Капитан Огнев подошёл сбоку с перевязью через шею. – Штабс-капитан не виноват, я отдал приказ воспользоваться отходом неприятеля и, заняв противоположный берег, преследовать его дальше.

– Господин капитан! – выкрикнул в гневе Бомбель. – Вы отдаёте себе отчёт!.. – Оглядев замерший строй, он махнул рукой. – Потом, не при подчинённых. Эскадрон свой заместителю будете сдавать?

– Никак нет, господин полковник, – ответил тот. – Рана несерьёзная, прошу оставить меня на командовании.

– Ну-у, хорошо, – нахмурившись, пробурчал Бомбель. – Казачий дозор пока через реку не прошёл?

– Никак нет, – ответил за капитана Кравцов. – В ущелье одно лишь наше отделение пикетом выставлено. Горцы ускакали по дороге прочь.

– Владимир Францевич, да подгоните же вы казаков! – обернувшись к майору Кетлеру, выкрикнул в сердцах Бомбель. – Их превосходительство спросит, а у нас ещё разъезды к Нухе не ушли. Что мне прикажете ему отвечать?

– Сию минуту, господин полковник. – Тот козырнул и, развернув коня, вступил опять в горную речку.

Двое последующих суток стычек с горцами не было, войска генерала Небольсина приближались к столице Шекинского ханства – Нухе. За три версты от крепостных стен Селим-хан решил дать русским сражение. На выходившую из гор в долину русскую колонну он кинул свою многочисленную конницу.

– Татары! – нёсся с криками казачий дозор. – Татары скачут! Тьма!

– Трубач, сигнал «Атакует неприятельская кавалерия»! – скомандовал ехавший с авангардом майор Кетлер, и в воздухе поплыл тревожный напев.

– Эскадронам спешиться! Коноводам отвести коней в тыл! Фронтом к долине, в две шеренги станови-ись! Оружие к бою! Штыки надеть!

Выхватив из бушмата мушкет, Гончаров отдал коноводу Чайку и сместился вправо. Всё его отделение деловито щёлкало крышками полок замка, проверяя затравку, отстёгивало клапаны лядунок, примыкало к дулам штыки, а со стороны долины в облаке пыли уже накатывала голосящая масса неприятельской конницы.

– Не робей, братцы! – донёсся крик майора. – С флангов нас не обойдут, с тыла не вырубят, поспешили басурмане, теперь им только лишь в лоб переть, а тут их уже ваша пуля и верный штык встретят. Стой твёрдо, спину врагу не показывай, труса не празднуй, и с Божьей помощью все устоим.

На душе от этого уверенного голоса стало как-то спокойнее.

– Устои-им, а чего нет? Сколько раз уже вот так отбивались!

– Первая шеренга, це-елься!

Прищурив левый глаз, Гончаров «поймал на мушку» нёсшегося в первых рядах горца.

– Пли-и!

– Баба-ах! – раскатисто прогремел первый залп, и пороховое облачко от сгоревшего пороха заслонило неприятеля. Пальцы, по привычке выхватив из лядунки новый патрон, уже поднесли его ко рту. Хрусь – зубы рванули плотную провощённую бумагу, скусывая самый кончик.

– Вторая шеренга, огонь!

По ушам с двух сторон ударили выстрелы, рука чуть дрогнула, и немного пороха просыпалось мимо полки. В первой шеренге – такое себе занятие стоять, когда вторая прямо из-за тебя в упор лупит. Ладно, ничего, слегка оглохнешь вначале, потом уж привычнее будет. Крышка замка захлопнута, приклад мушкета у левого сапога, а в его ствол сыплется основная часть заряда. Теперь сюда же пулю прямо в бумаге, примнём всё плотнее шомполом. А орущая масса ханской конницы уже совсем близко! Успеем, нет ли ещё раз ударить?! Заряжено! И Тимофей прижал плотнее приклад к плечу.

– Первая шеренга, огонь!

Палец потянул спусковую скобу, и выстрел его мушкета вплёлся в общий ружейный залп.

– Вторая шеренга, огонь!

Неподалёку от русского строя пули свалили несколько десятков всадников и коней. К сверкавшим на солнце штыкам подскакало только лишь с десяток самых отважных.

– А-а-а! – Горец вздыбил коня и, осаживая его, хлестнул кривой саблей наотмашь. Клинок просёк каску резко отпрянувшему Мирону и не достал до его головы самую малость.

– На-а! – Калюкин с Ярыгиным, подшагнув, ударили одновременно штыками. Ванькин вонзился татарину в ногу и, видать, задел своим жалом животное. Конь опять вздыбился, и Стёпкин штык прошёл мимо цели.

– Да чтоб тебя! Зараза! – выругался Тимофей, перехватывая мушкет левой рукой. – Вот ведь какой юркий, посечёт ребят!

Правая рука выхватила пистоль из кобуры, отжав курок, он выскочил из строя и с пяти шагов разрядил его в горца. Пуля ударила всадника в бок, и он выпал из седла на землю.

– Перезарядиться! – разнеслась по шеренгам команда майора. – Стоим на месте, братцы! Держать строй!

Откатившаяся вглубь долины ханская конница скрылась в клубах пыли, зато теперь проступила густая толпа неприятельской пехоты, шедшей в сторону русских.

– Ого, эдак они всей массой на нас скоро навалятся! – проговорил озабоченно Ярыгин. – Где же наши-то?!

– Не бои-ись, Рыжий, сейчас выйдут, – хмыкнув, проговорил Чанов. – Мы авангардом за версту от них шли. Небось, совсем скоро подтянутся.

Словно в подтверждение его слов позади раздались командные крики, и из дорожного поворота показалась голова колонны Томского пехотного полка.

– Ваше высокоблагородие, к вам вестовой от генерала! – крикнул майору штаб-трубач.

К Кетлеру подбежал унтер-офицер и зачастил с докладом.

– Эскадронам рассыпать строй! – скомандовал тот, выслушав вестового. – Принять всем вправо!

Мимо протопали первые роты пехотинцев, командиры развернули их из походного строя в боевую колонну. Обгоняя сбоку строившихся, вперёд пробежало несколько сотен егерей. Они рассыпались в цепи перед пехотинцами и пробежали чуть вперёд. На поле захлопали редкие пока ещё выстрелы.

– Штуцерники палят, – узнав особый бой винтовальных стволов, уважительно проговорил Блохин. – У них за четыре сотни шагов стрелки уверенно лупят, стволы чуть длиннее наших, а значит, и прямой бой лучше будет, но и наши, конечно, хороши. – И ласково погладил казённик своего кавалерийского штуцера.

Из-за поворота с грохотом выкатились орудийные передки.

– Дорогу! – прокричал скакавший впереди на гнедом жеребце артиллерийский капитан.

– Вправо принять! Дорогу пушкам! – рявкнул Кетлер.

Прямо на въезде в долину расчёты расцепляли орудия и, тут же развернув их жерлами к неприятелю, катили уже дальше руками. Пехотная колонна прошла сотню шагов и встала. На неё надвигалась огромная толпа ханской пехоты. Вооружённые чем попало шекинские воины бежали безо всякого строя, в руках у многих из них были сабли, копья, мечи, и только лишь у самой малой части виднелись старинные ружья. Цепи егерей ударили по ним частой россыпью выстрелов и отбежали под защиту основной колонны. А вот уже и она сама окуталась облачками порохового дыма. Толпы неприятеля, понеся потери, заметались и отхлынули резко назад. В это самое время пять русских пушек выкатились на прямую наводку и ударили вдогон дальней картечью.

– Коноводам подать коней! – играл сигнал штаб-трубач.

– Верхом рубиться будем, – проговорил негромко Копорский, поглаживая эфес сабли. – Вон и казаков сюда тоже подогнали. Гончаров, Пинегин, на флангах будете, по себе равняйте строй. В бегство обратим неприятеля, дальше уже команда рассыпным строем скакать будет, а пока так в две растянутые линии скачем.

– Слушаюсь, ваше благородие, – ответил каждый из унтеров.

Вот и коноводы с лошадьми. Вскочив в седло, Тимофей потрепал гриву Чайки, приговаривая:

– Спокойно, спокойно, моя хорошая.

Оглушительно грохотали пушки, в ноздри бил запах сгоревшего пороха, кобыла беспокоилась и прядала ушами.

Селим-хан, заметив бегство своих пехотинцев, опять бросил в бой свою конницу, и снова, как и в прошлый раз, она совсем немного не доскакала до русских позиций. Под губительным картечным и ружейным огнём шекинские всадники разворачивали своих коней, спеша отступить.